Поломанные судьбы России 441 просмотр

28.10.2010 | Ревда | Общество | revda-novosti.ru

30 октября в России вспоминают жертв политических репрессий. Самая прекрасная советская идея о всеобщем благоденствии привела к миллионам загубленных жизней, каждая из которых единственна и священна. Невольно думается, что в горниле репрессий погиб цвет нации, ее самый ценный генофонд. Сегодня у России есть все, чтобы не повторить горький опыт прошлых лет… В Ревде с «красным террором» столкнулись более 200 семей. Память о земляках, которые пережили страшные годы репрессий, жива…



Жительница Ревды Клавдия Чернышева застала репрессии 30-х годов в юном возрасте. Она не помнит тех времен, когда бесследно исчезали люди, когда по улицам сновали черные «воронки», когда сосед «стучал» на соседа…Но что такое нести крест «РЕБЕНОК ВРАГА НАРОДА», Клавдия Леонтьевна знает не понаслышке…

ХОЗЯЙСТВО С НУЛЯ

Дед Клавдии Чернышевой Андрей Зорин жил в Орловской губернии. Во время Первой мировой войны он попал в немецкий плен, трудился у фермера в Германии. Там он освоил азы земельного дела, а после окончания войны вернулся на родину и решил вплотную заняться земледелием.


После выхода ленинского декрета «О земле», по которому безземельным крестьянам выдавались земли в Сибири, семья Андрея Зорина в 1925 году отправляется в Тюменский уезд. Останавливается в деревне Благодатная, что в восьмистах километрах от Ревды, в тайге обустраивает себе землянку, начинает обрабатывать выделенный ей надел.

— Они самоходом добровольно ушли в Тюменскую область как безземельные крестьяне, — рассказывает Клавдия Леонтьевна. — Землю стали разрабатывать, а дед-то, со своим опытом фермера, потихоньку начал улучшать свое хозяйство. Работали все, от мала до велика, с утра до ночи, помогали друг другу. Семья большая, 17 человек, всех нужно прокормить, одеть, обуть. Сначала, конечно, сложно было, но постепенно благодаря знаниям, которые дед получил в Германии, хозяйство началось обустраиваться. Постепенно появились излишки зерна — их отправляли на ярмарку, а на вырученные деньги покупали лошадей, технику. За пять лет построили крепкий дом и стали зажиточными крестьянами. Они обустроили свое хозяйство с нуля, самостоятельно, что в тридцатые годы не могло остаться незамеченным…

КЛЕЙМО «ВРАГ НАРОДА»

— Однажды пригласили моего деда на разговор. Переходи, говорят, в колхоз, хозяйство у тебя и так большое…Дед: «Да вы что! Я его на своем горбе вытащил, своими силами нажил, батрачил на него. Не отдам!». Ему и ответили: «Не сдашь добровольно, заберем силой!». Пришли среди ночи люди в кожанках, вооруженные, к деду в дом. А у мамы моей к тому времени трое детей было — брат мой и две сестры. Детей в охапку и на подводу, какой-то сундук с тряпками едва успела захватить. Слезы ручьем бегут, а куда деваться! Выселили их и привезли на Урал, Монеткинский торфяник, что близ нынешнего Березовского. Начали рыть землянки, потом уже строить бараки. В бараках жили, как каторжане. Работали и днем и ночью — разрабатывали торфяник. Там и я родилась…

Деда Клавдии Леонтьевны увезли на черном «воронке». Он исчез бесследно, и что с ним случилось, родные так и не узнали. Семью признали «социально опасной по классовому признаку». В те годы такое клеймо ничего хорошего не предвещало.

НА РАБОТУ ПОД КОНВОЕМ

— После того, как с дедом произошла беда, отношение к нашей семье резко поменялось, — продолжает Клавдия Леонтьевна. — Родители стали ходить на работу под конвоем. Нас, ребятишек, за людей не считали. Грязные, голодные, вечно в тряпье одетые…Продукты по карточкам выдавали, голод был страшенный… Бывало, мама возьмет тряпку и идет к вербованным рабочим, которые также вкалывали на торфянике. Мама им тряпки свои принесет, они ей — то крупу, то муку. Она специально покупала химические карандаши, и за эти карандаши ей давали продукты те же рабочие. Но все равно тяжело было. Вернется мама с работы, а там тройка детей сидит голодных: «Мама, мы есть хотим!». Чем она их накормит? Ночью сходит на белые бараки (километров 18, где жили вербованные), обменяет что-нибудь на еду и принесет домой. Сварит какую-то «болтушку», а тут и рассвет, на работу надо…

ИДЕТ ВОЙНА СВЯЩЕННАЯ…

Началась Великая Отечественная война. Завод «Уралмаш» делает танки, пушки для фронта. Но предприятию катастрофически не хватает топлива. Завод «кормят» торфом чернорабочие Монеткинского торфяника.

— У нас по узкоколейке шли вагоны, и люди засыпали в них торф вручную. Мама мною беременная была, а все равно вкалывала, как проклятая, — продолжает Клавдия Леонтьевна. — Стоят вагоны, к ним трапы подставлены, она наберет полную корзину торфа, торф тяжелый, а зимой от влаги он в два раза тяжелее. Мама берет корзину и бежит по этому скользкому трапу…По два вагона успевала накладывать! Однажды этот штабель с торфом развалился, ее прижало к вагону торфом, а она беременная. Основной удар на живот пришелся. Эта травма и на мне сказалась: высокое осложнение близорукости обоих глаз, нистагм горизонтальный, врожденный… Инвалид первой группы по зрению.

ЖИЗНЬ СЕГОДНЯ

С клеймом «Дочь врага народа» Клавдия Чернышева жила 20 лет. Только в 1950-е, годы после разоблачения культа личности и реабилитации невинно осужденных, ее деда оправдали.

— Много лет прошло с тех пор, но горькая обида за несправедливые решения и поломанные судьбы осталась, — со слезами на глазах говорит Клавдия Чернышова. — Больно мне вспоминать об этом, загубленные детские годы уже не вернуть…


Место скорби нашей



Если выехать из Екатеринбурга по Московскому тракту, чуть далее границы города, на 12-м км справа от дороги, виден огромный черно-белый крест на черном постаменте. Вокруг него в безымянных братских могилах спят тысячи людей, расстрелянных на этом самом месте в окаянные годы разгула политических репрессий. Каждый год здесь собираются люди со всех уголков нашей области, чтобы почтить память жертв политических репрессий. Приезжают сюда и ревдинцы…